Сергей не «наркоман», не «бедолага», не «террорист». Сейчас ему 28, и на оппозиционные митинги он ходит с 16 лет. Но ни разу не делал это за «бутылку водки» или «за 60 рублей». Задерживали его и раньше, но в этом году было особенно обидно. Рассказываем честную историю бармена с Зыбицкой, который вечером 8 августа просто шел на работу.
— Начну с того, что это не первое мое задержание. В 2010 году после выборов я вышел на площадь, после чего на меня завели уголовное дело. Тогда нам дали по 3 года, но, так как признали политзаключенными, отсидели мы 8 месяцев. Для кого-то это звучит в какой-то степени гордо: человек с прошлым борца за справедливость. А для кого-то я — уголовник. Тем не менее, то, что многие люди посчитают ужасным, для меня уже довольно обыденно. Мои взгляды никогда не мешали мне развиваться как профессионалу. Сейчас я старший бармен в AYA restobar.
2010 год
Тогда мне было 18 лет, и я в первый раз проголосовал. И в общем-то слишком быстро стал взрослым (смеется). В 2010 году все было по-другому, другим было и само общество. Это сейчас политическая апатия порицается. Тогда же аполитичными можно было называть всех. До своего первого задержания я был в инициативных группах неравнодушных граждан. Проще говоря, в оппозиции. Это не было спонтанным решением, и уж тем более меня никто к этому не склонял. Будучи еще несовершеннолетним, я в качестве подработки на лето взялся собирать подписи за одного из тогдашних кандидатов. Ходил по квартирам, смотрел на людей. Главный вопрос, который тогда задавали: «Ты лукашенковский или нет?».
Я увидел, как настроены люди, увидел их страх, безразличие, местами раздражение… Тогда и подключился, стал политически подкованным. И понял: что-то в стране идет не так.
Выборы — это всегда всплеск гражданской активности. И в вечер 19 декабря такой всплеск ожидаемо случился, но его очень быстро и агрессивно подавили. Нас, задержанных, потом еще «декабристами» назвали. Сейчас все по-другому. Общество невероятно консолидировалось. Мы стали говорить вслух, громко.
Я не рассматриваю Тихановскую как политика, но ее штабу аплодирую стоя. Эти ребята не допустили ни одной ошибки, все было детально выверено. Те, кто кричит: «Тихановскую в президенты!», на мой взгляд, смотрят не очень глубоко. Она выполнила свою роль, сделала то, что должна была сделать. Встряхнуть страну у нее получилось.
Найти работу после судимости было непросто. Отметка в личном деле «отрабатывала себя по полной». Большинство заведений, которые имеют хоть какую-то службу безопасности, пробивают своих сотрудников. Это сейчас я не постесняюсь назвать себя профессионалом и могу открыто говорить о судимости. Зная меня, люди просто закрывают на это глаза. Тогда было иначе.
В HoReCa репутация бесценна, собственник бара просто не станет с тобой связываться.
После того, что случилось, я не стал аполитичным. И, нет, у меня «не отбили» моральные и политические принципы. Но я точно стал спокойнее, решил налаживать жизнь, развиваться профессионально. Пока в этом году вновь не попал в тюрьму.
2020 год
Свое задержание 8 августа 2020 года я не без иронии назову блестящим! Прекрасным летним вечером я просто иду на работу к восьми часам, выхожу из перехода в центре города. Сигналят машины, людей вокруг — единицы.
Поворачиваю на Энгельса и вижу автозак. Ну, стоит и стоит, на тот момент у меня в голове вообще ни единой дурной мысли не возникло. Хотя до этого я видел мужчину с рацией, и, наверное, это должно было меня смутить. Но я просто иду на работу.
Я был настолько спокоен, что, даже когда из автозака начали выходить ОМОНовцы, продолжал уверенно идти в их сторону. Я по своим делам, они по своим — все ведь нормально. Они, наверное, очень удивились, что я спокойно иду навстречу. Меня скрутили и забросили в автозак. При задержании не били. Бьют обычно уже в автозаке, потому что именно там человек осознает, что с ним произошло, и начинает возмущаться. В этот момент ему сразу «прилетает», чтобы замолчал.
В автозаке мы сидели, как в маршрутке: пока полная не наберется, никуда не едем. Как я понял, отлавливали тех, у кого на руках были белые ленточки или браслеты. Но у меня-то на руке была белая брендированная резиночка с названием школы барменов, где я работаю! Объяснить это ОМОНОВцу в автозаке уже невозможно.
Утрамбовали нас очень плотно. В «стаканы», рассчитанные на одного, запихивали по три человека. На улице тогда было жарко, в автозаке — невыносимо. Через 10 минут ты просто начинаешь вариться. Девушек с нами не было. Это потом уже, после выборов, на улицах хватали всех подряд. Но вообще с мужчинами проще: их можно бить. Да и процессуальные нормы с девушками сложнее: как минимум их нельзя обыскивать, нужно держать в отдельном помещении, а это лишние сложности.
В соседнем «стакане» мужчина начал кричать, что у него гипертония и ему плохо. Ноль реакции в его сторону. Мое личное наблюдение: у ОМОНовцев постарше глаза — стекло, до них не достучаться. Они всерьез уверены, что я, шедший на работу, подросток, сидящий рядом, или дедушка с гипертонией — враги режима, продающие родину за 20 долларов. Парни помоложе не смотрят тебе в глаза: им стыдно, они еще неполоманные.
Так на жаре простояли час, после чего нас повезли в Заводское РОВД. Я изучил процессуальные дела и понял, что творится на задержаниях. Вплоть до того, что некоторые люди поступают без протоколов, а это, по сути, похищение. Выгружали красиво: на каждого человека по два милиционера, всем в лицо камеру.
Один милиционер должностью постарше много орал и «остро» шутил: «Вы что, дебилы — с белыми ленточками ходить? Унитаз себе на руку наденьте, он тоже белый».
Тем не менее, там есть нормальные ребята. Как только уходит ОМОН и начальство, с ними можно адекватно поговорить и даже выпросить телефон для звонка близким, пока никто не видит. А ведь в такой ситуации это главная проблема: как сообщить родственникам? В автозаке по недосмотру у какого-то дедушки не забрали телефон, и я успел написать смс матери. Если бы мне так не повезло, то на трое суток для нее я бы был исчезнувшим. И это самое страшное. Да, ты задержан, тебе жарко, больно, тесно… И вы можете меня отпинать, но, пожалуйста, сообщите родным, что вы меня пинаете там-то и там-то!
В неведении мы просидели 4,5 часа. И это тоже нарушение: от фактического задержания прошло более 3 часов и мне обязаны были объяснить, за что я задержан. Спрашиваешь у ОМОНОВца: «За что меня держат?». Отвечает, что в РОВД все объяснят. Привозят в РОВД, а там говорят, что придет начальство и пояснит. Приходит начальство и, бинго, ответ: «При задержании вам должны были сказать».
Начали предъявлять обвинение по двум протоколам. По первому я участвовал в несанкционированных мероприятиях, по второму — не повиновался при задержании. Ни первого, ни второго не было. И я понимал, что ничего серьезного за этим не последует. Но ребята, которых задержали впервые, были в шоке.
Окрестина и Жодино
Ночью погрузили в автобус и повезли на Окрестина. Что сразу смутило: когда въезжаешь в главные ворота, направо — центр изоляции правонарушителей, где держат суточников. Налево — изолятор временного содержания для тех, кого обвиняют по уголовной статье. И нас завернули налево. Я понял, что что-то идет не так.
Оформляли очень долго. У врача, вне зависимости от жалоб, на все один ответ: «Проходишь». Сразу вспомнился врач Гриша на Володарке. Он раз в неделю проходил по камерам с вопросом: «Что болит?». Вне зависимости от ответа ломал таблетку аспирина на две половинки: «Это тебе от головы, это от ноги. Смотри, не перепутай».
Было уже 4-5 утра, светало. Мы до сих пор без воды и еды. Нас выгнали во дворик, человек 50, собранных из разных районов Минска. Дворик — условное название. По сути, это тоже камера, но вместо потолка — решетка. Площадь визуально 4 на 4 метра, очень тесно. Сесть невозможно — мы просто стояли, прижавшись друг к другу. И так до 15:00 воскресенья. Когда просили воду — нас «слали» не буквально, но доходчиво. После обеда начался дождь, мы стали возмущаться, на что услышали ответ: «Сейчас пройдет». После этого вновь погрузили в автозаки и повезли в Жодино.
Жара была жуткая. В автозаке сидели по очереди. Я на здоровье не жалуюсь, но даже мне было плохо без воздуха. А если есть проблемы, то уж не знаю, как люди выживают. Кричать, что «я больной, у меня таблетки в вещах, дайте их мне», бесполезно.
Любопытный момент. В Жодино СИЗО для уголовников и пожизненно заключенных, а также для тех, кто приговорен к смертной казни. Там есть так называемый «коридор смертников»: очень низкие потолки, тусклый свет, сырость, холод. Каждые 10-20 метров — железные двери. Это максимально мрачное и отвратительное место, как из фильмов ужасов.
Почему-то нас повели по этому коридору, хотя через улицу до нужного корпуса идти метров 40. Но нас ведут через это жуткое место. Не смею утверждать, но, думаю, для того, чтобы подавить морально. В глазах у молодых ребят я видел ужас.
Нас развели по камерам. И тут я хочу похвалить Жодинскую тюрьму (смеется). В камерах было свежее белье! Не постиранное, а новое. Нас определенно ждали. Перенаселения не было, но люди прибывали. У зеков, которые сидят по уголовным делам, есть традиция связываться между камерами. Кто-то это делает по веревкам через окно или через канализацию. Самая банальная связь — «по громкой», когда они просто орут из камеры в камеру. Так мы услышали, что «нам сегодня в хату накидали». То есть задержанных было много.
Вечером, наконец, раздали еду — вареную капусту. Я в принципе ем все, но это блюдо вызывает искреннее отвращение. Но не на вторые сутки без еды. По утрам всегда выдается хлеб и сахар. Последний — к тому, что называется чаем. В железной кружке что-то темное, что пить без сахара невозможно: вода из крана и то затрагивает больше вкусовых рецепторов. Я подрабатываю чайным мастером в кальянной, но этот сорт так и не определил (смеется). На следующий день еды было меньше, дали буханку хлеба на 10 человек.
Еще одна проблема: в первый же день засорилась канализация. Двое суток никто ничего с этим не делал. Ароматы в камере были — словами не описать. В итоге мы сообщили, что отказываемся от еды. На голодовки там реагируют остро, поэтому моментально прислали мастера.
Суды начались прямо в тюрьме. В Жодино привезли районных судей, и они оказались довольно лояльными, в отличие от минских. Парня даже по одному из протоколов оправдали. На моей памяти такое было только один раз: чтобы судья оправдал «политического». Оппозиционеры потом неделю с портретами этого судьи ходили. Сейчас о нем ничего неизвестно, вряд ли его карьера сложилась хорошо.
Меня в этот день так и не осудили. Шли третьи сутки, мы в информационном вакууме, не знаем даже время. Но до нас начинают доходить слухи, что задержаны тысячи людей. Стены в тюрьме толстые, ничего не слышно, но, если приложить ухо к окошку, через которое передают еду, можно было услышать гул. Вся тюрьма заполнена, везде что-то происходит.
В результате меня банально не успели судить из-за большой загрузки и были вынуждены отпустить. Пообещали прислать повестку. Нас долго пытались вывести из здания: в тюрьме было много неместных милиционеров и они банально не знали, куда идти. Ситуация на грани сюрреализма.
P.S.
Я вышел ночью. Это сейчас под тюрьмой палаточный городок, а тогда нас не встречали. Включил телефон, почитал новости и погрузился в шок. Почему стали бить людей? Раньше на оппозиционных акциях просто задерживали и держали пару часов в РОВД, после чего отпускали. Потом стали задерживать на сутки. Но и это не помогало — люди снова выходили на площадь. Сейчас, видимо, решили ужесточить, давить все настроения на корню.
Сейчас мне страшно ходить по ночным дворам. Но страшнее другое: почему в родном городе я должен бояться выходить из дома?
Что бы ни происходило дальше, мы уже будем знать, какие мы сильные и смелые. И то, что рядом есть такой же белорус, который протянет руку помощи. Как раньше — точно не будет.
Следите за нами в Facebook, ВКонтакте, Instagram и Яндекс Дзен, подписывайтесь на наш Telegram-канал