Станислав Трифонов: «В оперу трудно попасть, а уйти — невозможно!»

Музыка всегда присутствовала в жизни Станислава. И это не случайно, ведь родители — профессиональные музыканты. А он даже не планировал им становиться, хотя и играл на гитаре.

Сначала Станислав вместе с друзьями решил поступить на юридический факультет, но не сложилось. Судьба преподнесла ему своеобразный сюрприз: из Гродно он поехал на прослушивание в Минск. Отсюда и началась одновременно и любовь, и увлеченность классической музыкой.

Сейчас Станислав Трифонов является одним из ведущих баритонов театра оперы и балета Беларуси. На его счету множество сыгранных персонажей. А в рамках международного оперного форума 2013 года Станислав сыграл роль, о которой даже не мечтал, — Голландец в опере Рихарда Вагнера «Летучий голландец».

— Когда вы решили для себя, что станете оперным исполнителем?
— Это произошло не сразу. Опера — не простой жанр. Многие рассказывают историю: «Мальчиком меня привели в театр, и я для себя решил, что стану артистом!» У меня ситуация иная. В Гродно, где я вырос, оперного театра не было. Жизнь случайно привела меня в музыкальное училище имени Глинки, я попал в класс Адама Османовича Мурзича. Я, как многие артисты, верю в судьбу! (улыбается) Несмотря на то, что я всегда очень любил хоровую музыку, солистом оперного театра себя не видел. Только через некоторое время, когда у меня что-то начало получаться, я стал интенсивно посещать театр, знакомиться с репертуаром.

— Вы 10 лет проработали солистом Одесского театра. Какой была эта «школа жизни»?
— Это не просто «школа жизни», там прошла моя молодость, студенчество и, естественно, первые коллеги и первые выходы на сцену. Было тяжело: в те годы велась реконструкция театра, финансовые трудности возникали. Хорошо, что это пришлось на молодые годы, когда еще всё впереди (улыбается). Тем не менее, это один из красивейших театров, и я люблю этот период своей жизни. Приезжаю в Одессу с удовольствием и петь, и встречаться с друзьями, и гулять по улицам. 

— А потом вы переехали в Минск. Что повлияло на ваше решение?
— Во-первых, возникли проблемы с жильем. Хотя, когда я сказал, что не продлеваю контракт, мне пообещали всё уладить (улыбается). Во-вторых, было сложно в материальном плане. В-третьих, театр шесть из десяти лет находился в состоянии ремонта. Не было новых постановок, на которых можно было бы вырасти как артист и певец. Да и есть такой аспект, что артисту необходимо получать новые эмоции.

— Сложно было привыкнуть к новому театру и коллективу?
— Сложностей не было, я же в Минске учился три года. Когда приехал в труппу, то со многими людьми уже был знаком. А общение в труппе складывается в работе над спектаклями, у нас её было довольно много, она была интересной, поэтому и адаптироваться было просто.

— Вспомните свою первую роль, сыгранную на минской сцене?
— Я приехал в Минск на прослушивание и пел партию Скарпиа в опере «Тоска». Это было, если я не ошибаюсь, 4 апреля 2007 года (улыбается). Но на тот момент солистом театра я не являлся. 

— Сейчас вы задействованы почти во всех ведущих операх. Довольны репертуаром, или же осталась роль, которую пока не удалось сыграть?
— Мировой репертуар огромен! Я, к примеру, никогда не думал, что спою партию Голландца, но не так давно это произошло. Несмотря на то, что музыка Верди мне ближе, чем Вагнера, роль Риголетто мне пока не удалось сыграть. Слишком много сил было затрачено на «Летучего голландца». Надеюсь, что в ближайшем будущем будет и «Риголетто». Сейчас я очень жду премьеру оперы «Царская невеста». Мне очень близок образ главного героя — Грязного.

— Вы вспомнили партию Голландца. Чем для вас была сложна эта роль?
— Музыка Вагнера сама по себе очень сложная. Достаточно плотный оркестр, и музыкальный язык совсем не похож на тот, к которому мы все привыкли. Да и немецкий язык. Хотя в Одессе я достаточно много пел на нем, но это была не опера, а кантатно-ораториальный жанр. Когда же я близко и подробно познакомился с музыкой Вагнера, стал получать от работы огромное удовольствие.

— За какое время вы выучили партию?
— На это ушло более полугода. Возникли трудности с разучиванием текста. Всё нужно было довести до автоматизма. Да и объем оперы большой: три полноценных акта. Как появился вначале, так и не уходишь до конца.

— Когда готовились к роли, проводили параллели между собой и героем?
— Большинство моих персонажей — люди с сильными характерами, эмоциональные, способные на поступки, одним словом, харизматичные. Если мне удается воплощать такие образы, значит, они близки мне по духу. Да и режиссер изначально на определенную роль ищет человека, который соответствует его представлениям. 

— Вы часто оправдываете своих героев?
— Почти всегда. Это необходимо. Публика должна чувствовать, что мне симпатичен герой. Я во многих театрах пою роль Скарпиа, он однозначный злодей, его к концу второго действия убивают. Но я обязан придать ему какой-то шарм. Зрители должны поверить герою!

— Станислав, откройте секрет: как нужно играть, чтобы артисту поверил зал?
— Нужно играть честно! В нашей профессии зависимость от вокала очень велика. Если хороший артист не допоет половину арии и «улетит» из тональности, то будет катастрофа. И удачное исполнение в опере зависит от того, насколько певец умеет сочетать горячее сердце и холодную голову на сцене. Публика многое прощает и всегда увидит, когда исполнитель, что называется, тратится для неё. Нужно научиться передавать и эмоции, и общее состояние через голос. Хотя, как мне кажется, это сложно назвать «рецептом» (улыбается).

Нужно играть честно! В нашей профессии зависимость от вокала очень велика. Если хороший артист не допоет половину арии и «улетит» из тональности, то будет катастрофа

— Публика везде одинаковая, или есть разница?
— В Дании и Голландии люди более сдержанные, в Италии, Испании, Франции — эмоциональные. Многое зависит от спектакля. Допустим, когда заканчивается опера «Богема» Пуччини, у меня комок в горле стоит. Хотя пел я ее очень много раз. Соответственно, публика тоже позволяет себе прослезиться.

Публика везде разная: в Дании и Голландии люди более сдержанные, в Италии, Испании, Франции — эмоциональные. Многое зависит от спектакля

Фотограф — Дарья Бурякина, пресс-служба театра