В плену магического реализма

Улья Нова — это нечто магическое в мире литературы. Популярное в Восточной Европе имя Мария и революционная фамилия Ульянова создали ареол для книг, от которых веет городской магией. В интервью нашему порталу современная московская писательница рассказала, в чем разница между Машей Ульяновой и Ульей Новой, почему реализм бывает такой разный, что делать безнадежно больному отчаянием человеку. 

Справка: Улья Нова (Маша Ульянова) — современная российская писательница, исследующая повседневные чудеса, неуловимые превращения, городскую мифологию. Автор романов «Инка», «Лазалки», «Как делать погоду», сборника повестей «Хорошие и плохие мысли».

— Улья Нова — писательница новой волны современной русской литературы. Маша Ульянова — человек, который окончил медицинский институт и даже занимался врачеванием. Что общего у этих двух образов, и что их связывает?

— Никаких «двух» образов на самом деле нет. Да, в моей жизни был медицинский институт с чтением Набокова на задней парте во время лекций. Был медицинский институт с поеданием эклеров в аудитории, посреди которой на алюминиевом столе лежал учебный труп, некогда живое тело, принадлежавшее человеку с душой и чувствами. Был опыт столкновения с отечественными больницами в страшный для них период упадка (середина и конец 90-х). Были попытки встроить себя в существующую систему здравоохранения нашей страны (научная деятельность, врачебная практика, преподавание студентам). Сейчас начинаю воспринимать это как огромный жизненный материал, сильный, подлинный. Некоторое время медицинская тема существовала отдельно от того, что я пишу. Как огромный камень или скала. Теперь начинаю потихоньку использовать то, что меня не отпускает.

— Критический реализм, метафизический реализм, магический реализм, — что такое вообще реализм, если напрочь забыть про штамп «серые будни»?

— Этот вопрос уместней было бы задать литературным критикам. Или литераторам-теоретикам, которые все делают чересчур осознанно. Пусть они разбираются, что такое реализм, зачем он нужен. Прошлым летом в связи с выходом моего сборника рассказов «Реконструкция Евы» пригласили поговорить на тему «Что такое реальность? И для чего она нужна». Так я впервые в жизни задумалась, что такое реальность. Мне показалось, что реальность имеет свойство то отступать, то неожиданно концентрироваться. Она может застигнуть врасплох. Может напасть из-за угла. Иногда она совсем разбавленная, а иногда, ожесточившись, режет и жжет. Реальность — это когда нет ни желания, ни сил, ни времени разбираться в происходящем, пропускать его через свои внутренние фильтры и пытаться придумать всему этому свой собственный смысл. Иногда ты, смирившись, просто принимаешь все таким, как есть. Это и есть реальность. Причем в момент такого принятия ты и сам становишься ее частицей.

— Когда-то писателей страны Советов называли «автоматчиками партии». Кажется, что и сами писатели той эпохи заржавели, да и «литературный автомат» уже не столь эффективен. Есть ли у вас произведения, которые вам полюбились в ранней юности? И есть ли тексты, которые врезались в вас действительно пулями?

— Пулей, которая меня ранила (в девятнадцать лет), был рассказ «Черное пальто» Людмилы Петрушевской. Вполне возможно, эта пуля осталась во мне и по сей день. Пулей была «Осиная фабрика» Иэна Бэнкса.

— Есть ли у вас книга, которую вы перечитывали уже несколько раз, и знаете, что перечитаете еще раз?

— Сильно люблю и часто перечитываю рассказ «Очень старый человек с огромными крыльями» Маркеса. Много раз перечитывала и буду перечитывать еще много раз роман «City» Барикко и «Темные аллеи» Бунина.

— Недавно вы собирали сборник «Здравствуйте, доктор! Записки пациентов», в котором самые разные писатели рассказывают о своих столкновениях с больницами и врачами. Что вы открыли для себя во время работы над этой книгой?

— В сборнике «Здравствуйте, доктор! Записки пациентов» — двадцать пять историй, написанных разными авторами. Там есть развлекательные, легкие рассказы. И есть совершенно душераздирающие, драматичные, почти документальные рассказы о болезни, при чтении которых переживаешь чистый катарсис. Во время работы над сборником, когда я читала присланные тексты, невозможно было не заметить совершенно разное отношение авторов к пережитому, разные принципы работы с жизненным материалом. Рассказы этого сборника в очередной раз позволили мне понять, насколько по-разному можно перерабатывать ту самую реальность в текст, в историю…

— Какую бы книгу вы прописали безнадежно больному отчаянием?

— Безнадежно больному отчаяньем я бы посоветовала поработать волонтером в хосписе. Там маленькое личное отчаянье сначала концентрируется с невообразимой силой, а потом растворяется без следа. Ну, а из книг, возможно, «Дон Кихот» Сервантеса.

— Расскажите про момент в вашей жизни, когда вы поняли, что судьба вам быть писательницей?

— Не было такого момента. Потому что писательство — штука внутренняя, ее не надо как следует понимать. Ты пишешь историю. Ты делаешь так потому, что не можешь иначе. Тебя что-нибудь ранит, не отпускает, не дает покоя. И надо обязательно написать об этом, облегчить душу, поделиться с кем-то: ты не сможешь жить дальше, если этого не произойдет. Ты начинаешь писать. Первое слово. Первое предложение. Так постепенно оказываешься внутри своего рассказа, внутри сюжета. Кто ты такой на самом деле и в чем твоя судьба — кто бы знал…

— Какой проект современности вас наиболее впечатляет и внушает оптимизм?

— Не так давно я узнала о движении социальных активистов, которые вышивают на салфетках лозунги в защиту экологии. Или вяжут крючком скатерти с довольно-таки ироничными призывами социальной тематики. Потом в один намеченный день они устраивают акцию: привязывают свои творения к заборам, к изгородям. Привлекают таким образом внимание людей к важным проблемам, стараясь мирным путем, черед лозунг, вышитый на салфетке, что-то сказать. Насколько я знаю, подобные кружки есть в разных странах. Люди не просто вышивают, но пытаются изменить окружающее к лучшему хотя бы своей салфеткой. Может быть, по сравнению в радикальными и отчаянными акциями это вызывает улыбку, но тут вполне мирный, бабушкин способ поговорить о чем-то. Мне это нравится. Не знаю, есть ли что-нибудь подобное в России и в Беларуси…

— Когда читаешь ваши книги, складывается ощущение, что они пропитаны некоей музыкальностью, которую разобрать не может человеческий слух, но отлично улавливает глаз и разум. Как у вас складывалась ситуация с музыкой? Под какие мелодии вы пишете свои тексты, и вообще, какие композиции вам предпочтительны?

— Я слушаю музыку в основном в метро, по дороге на дачу. Rolling Stones, Doors, Iggy, Joy Division, Nick Cave and The Bad Seeds, АукцЫон. Музыка для меня — лучшая подзарядка, что-то вроде дополнительного источника энергии. При этом я очень люблю тишину. Люблю шум города. Его выкрики и разговоры. А вот писать под музыку у меня никогда не получалось. Нужна почти полная тишина, чтобы слышать какой-то свой шум. Как будто внутри море, и там накатывают одна за другой волны слов.

— Почему лекции всегда строго научны, и почему нельзя читать лекции о магии собственного сочинения?

— Хороший вопрос! Надо будет это исправить. Давайте в мой следующий приезд в Минск я прочту лекцию о магии. О том, как заклинать встречи и прекращать дождь силой мечты…

— Зачем люди такие серьезные и такие несерьезные на страницах ваших книг?

— Но люди и есть такие: и серьезные, и очень несерьезные одновременно. Кого ни возьми, любой человек не однороден, в каждом всегда есть вкрапления баловства и легкомыслия. Я люблю странности и асимметрию в характерах людей и их поступках. Это же так прекрасно. Именно в этом человеческая стихия заключается.

— Притягательны ли для вас радикальные действия? Какой ваш поступок можете назвать радикальным?

— В последнее время меня стали настораживать резкие выкрики и вызывающие акции. Потому что это довольно легкий способ привлечь внимание. Они не требуют большого труда, не нужно стараться, тратить время и силы. Достаточно смелости, куража, дерзости. Хоть раз попробовав вести себя вызывающе, ты понимаешь, что это дает совершенно другой уровень отдачи — и в плане адреналина внутри тебя, и в плане реакции окружающих. И, конечно же, найдутся люди, которые будут от этого в восторге. Которые подхватят тебя как знамя. Потому что большинству людей хотелось бы хулиганить, но внутри них слишком много сдерживающих механизмов и тормозов. И еще потому, что большинству людей ужасно скучно. И всем все надоело. В особенности надоело все серьезное, заумное и рассудительное. Но, как мне кажется, радикальные акции и выкрики — это путь хаоса. А не созидания. В своей будничной жизни я провоцирую и развлекаю близких. О некоторых своих радикальных поступках я предпочту молчать: это личное. Почитайте рассказ «Реконструкция Евы» из одноименного сборника — он вполне радикальный и даже слегка вызывающий.

Текст: Андрей Диченко
Фото: Жанна Бобракова