Прибалтийские спектакли — гвоздь любого фестиваля. Театральная публика предвкушает уникальную метафорику и форму с особым трепетом. Международный форум театрального искусства «Теарт» не исключение: двумя самыми долгожданными постановками в его афише стали «Звук тишины» (режиссер Алвис Херманис, Новый рижский театр, Латвия) и «Гамлет» (режиссер Оскарас Коршуновас, ОКТ/Вильнюсский городской театр, Литва).
Прошедшие с интервалом в день спектакли именитых режиссеров оставили противоположные впечатления (именно противоположные, а не противоречивые). «Звук тишины» нужно было почувствовать, «Гамлета» — увидеть.
Проклятый английский вопрос
Самая яркая и запоминающаяся сцена в «Гамлете» Коршуноваса — начало. Зрители видят театральную гримерку с длинным рядом зеркал. Актеры сидят спиной к залу, и публике видны только их отражения под неоновыми лампами. Сначала шепотом, потом все громче и громче, наконец, срываясь на крик, они спрашивают: «Кто ты? Кто ты? Кто ты?». Через секунду этот же вопрос герои пьесы адресуют уже отцу-призраку.
«Система координат» спектакля задана. Действие известной всем истории развивается в театральной гримерке (сценографическое оформление минимально: зеркала, стулья, вешалки с костюмами, позже цветы в вазах). Театральное закулисье становиться символом закулисья человеческого, того, что обычно скрыто, глубоко спрятано в нас, куда редкому «зрителю» удается попасть. Стержневой метафорой спектакля становятся зеркало и отражение. А главный вопрос — «Кто ты?» — герои адресуют не только друг другу, но и самим себе. Именно в такой форме — «Кто ты?» — то ли неожиданно обнаруживая в себе что-то потустороннее, то ли пытаясь взглянуть на себя со стороны.
Сценическое пространство перерезается зеркальными рядами, герои смывают и наносят грим. Внезапно рядом с ними появляется добрая молчаливая Мышь в человеческий рост, Розенкранц и Гильдернстер выходят на сцену в образе трансвеститов. Сознание зрителя ни на секунду не прекращает работы по расшифровке и соединению между собой символов литовского «Гамлета».
Самое большое любопытство у театралов — «Как? Как на этот раз?», — конечно же, вызывает сценическое решение знаменитого театрального монолога. Гамлет читает «Быть или не быть?» дважды: один раз с надеждой (понять, ответить), другой — безнадежно. Первый раз сцена разделена поперек зеркальным рядом, по одну сторону которого впереди стоит Гамлет, а чуть поодаль — замерев, как на семейной фотографии, — все герои пьесы. Прочитав монолог, Гамлет уходит в противоположную от «семейной фотографии» сторону. Второй раз монолог с проклятым английским вопросом звучит в финале, и вместо ответа — тишина…
Кроме вопросов, озвученных в спектакле — «Кто ты?», «Быть или не быть?» — Коршуновас, осознанно или нет, задает зрителям еще один вопрос в подтексте: а современный ли герой Гамлет, а нужно ли о нем говорить сегодня? Гамлет современен в кризисные периоды, когда в обществе изменяются устоявшиеся законы и взгляды. Когда через одного человека со сцены проецируются чувства поколения. Коршуновас утверждает, что у поколения внутренний кризис. Но взгляд только внутрь персонажа лишает историю перспективы и глубины, да и диктат формы не позволяет сосредоточиться на нем…
«Гамлет» Оскараса Коршуноваса — это история, заключенная в такую сценическую форму, на которую смотришь, открыв рот, и ежесекундно удивляешься новой метафорической придумке. Но сколько бы ты на нее не смотрел, сколько бы символов ты не разгадал — почувствовать ее нельзя.
Дальше — тишина
Для чувственных зрителей событием фестиваля стал спектакль Алвиса Херманиса «Звук тишины» — история жизни рижского комьюнити 60-х годов, рассказанная за три с половиной часа без единого слова.
Пять комнат, которые видны зрителю как одна большая: в этом пространстве развиваются отношения нескольких пар. «Звук тишины» — мозаика из миниатюр, которые объединены одной сюжетной линией. Сюжет укладывается примерно в такую цепочку: влюбленность — первый сексуальный опыт — любовь — свадьба — рождение ребенка. Херманис пытается вычленить, поймать, рассмотреть, запечатлеть и позволить рассмотреть другим пик молодости. То самое состояние, когда, кажется, ты весь состоишь из музыки, в тебе все время звучит музыка, а тому, кто рядом с тобой, хочется только смеяться и петь.
Музыка — основная метафора спектакля. Даже жанр спектакля в подзаголовке режиссера обозначен как концерт — «Концерт Саймона и Горфункеля 1968 года в Риге, который никогда не состоялся». Любое действие, которое режиссер хочет показать зрителю (поцелуй, танец, сон) способна воплотить музыка. Музыка звучит из книг, из банок. Музыка есть любовь, есть молодость. И как только ты перестаешь быть молодым — мелодия внутри тебя обрывается. Вместе с музыкой обрывает свой рассказ и режиссер, заставляя зрителя услышать звук тишины.
Действие на сцене обращено к чувственному, а не к рациональному началу человека. Херманис родился в 1965 году, и время, о котором он ведет повествование, — время его младенчества. Большая часть зрительного зала тоже никогда не видела, как делают начесы с помощью стеклянных банок и ловят запрещенные радиоволны, но, тем не менее, «Звук тишины» обнаруживает в каждом из зрителей генетические воспоминания и провоцирует смех узнавания — «да-да-да, вот так оно и было!». И разгадать в чем секрет невозможно.
Объединяющим звеном для двух прибалтийских спектаклей неожиданно стал финал. И Херманис, и Коршуновас в один голос утверждают: «Дальше — тишина» (и ни музыки, ни ответов на вопросы — ни-че-го). Насколько справедливо это утверждение применительно к вашей жизни — решать вам. А на Международном форуме театрального искусства «Теарт» тишины не предвидится — показы в самом разгаре. И знатоки театра с нетерпением ждут еще одного «гвоздя» фестиваля — новой драмы Дороты Масловской в постановке Гжегожа Яжины (теарт «ТР-Варшава», Польша) «У нас все хорошо».
Источник фото:
artcorporation.by