Р. Шиммельпфенниг «Арабская ночь»
Национальный академический театр имени Янки Купалы
Режиссер — Александр Янушкевич, художник-постановщик — Александр Вахрамеев.
Судя по названию, можно подумать, что спектакль этот по мотивам «Тысячи и одной ночи», на сцене должны быть девушки в ярких восточных костюмах и бушевать сериальные страсти. Не совсем. Это спектакль о нас с вами, живущих в железобетонных коробках, потерянных, но где-то в глубине души ждущих сказки.
Когда-то, столетия назад, люди стремились на запад, в необжитую глушь, в поисках себя, с надеждой на перемены. Используя свой опыт и знания, они срывались с места за счастьем, открытиями, адреналином. Они были пионерами в Новом Свете. Спектакли Александра Янушкевича тоже пионеры в нашем, белорусском Новом Свете, театральном. Они смелые, экспериментальные, авангардные.
И вот новое творение режиссера театра кукол в Купаловском — «Арабская ночь» (премьера прошла 13 марта). Триумф? Провал? Пожалуй, ни то, ни другое. И вовсе не значит, что ни рыба ни мясо. У этого спектакля есть характер, как и у его главной героини, противоречивый, чувственный и даже бунтарский. И в то же время постановка эта до странности бесхарактерна и бездушна. Она не воздействует на нервные окончания, как разряд тока, не вызывает эмоциональной встряски, после нее не хочется засунуть голову в ведро с холодной водой и изменить жизнь. Так она и не предназначена для всего выше перечисленного. В «Арабской ночи» сначала идет форма, а за ней уже неспешно и вальяжно следует содержание. Но вовсе не хромает. Пьеса современного немецкого драматурга Роланда Шиммельпфенинга пришлась ко двору в белорусских реалиях, хоть и действие ее происходит в каком-то сказочно-невозможном и вместе с тем жизненном контексте.
Вам снились когда-нибудь сны, в реальность которых веришь на сто процентов? Наверняка. А потом просыпаешься от медленного урчанья будильника, но не можешь вернуться, выйти из того загадочного бреда, который сотворило истерзанное подсознание на той стороне. Именно это и происходит с героями спектакля. Они застряли. Они безнадежно застряли (а, может, и не совсем безнадежно…) в лифте, у закрытой двери, в бутылке, в прошлом, в своих грезах и снах.
На самом деле режиссер «Арабской ночи» тот еще провокатор, эдакий Энди Кауфман, только в белорусском театре. Зритель может возмущенно фыркать и говорить, что происходящее — полнейшая чушь. Но оторвать взгляд от сцены невозможно! Это такая головоломка (или головомойка), которую всенепременно хочется разгадать, установить причинно-следственные связи (а их там вовсе может и не быть). В общем, думать нужно на этом спектакле, включать воображение. И тогда время будет потрачено не зря.
Дело все в том, что у главной героини Франциски Деке (Екатерина Яворская) случилось раздвоение личности. Да, вот что бывает, когда ходишь на нелюбимую работу, в какую-то там лабораторию, чтобы прийти вечером домой и все это забыть, как страшный сон. Девушка в объятьях Морфея пытается сбежать в тот, другой, выдуманный мир, чтобы быть счастливой, чтобы любить. Эффект замещения. Когда не получаешь удовольствия от работы, от жизни, ждешь окончания рабочего дня, выходных, отпуск, как второе пришествие, хочется сбежать, в другой город или в другую реальность.
В пьесе «Арабская ночь» главная тема — движение, навстречу своему счастью или движение в никуда, в пропасть. Символ этого движения — вода. Выше восьмого этажа ее нет (ох, как нам это знакомо). Цель сантехника Ломайера (Александр Павлов в темной робе смотрится как-то потерянно) — найти и устранить причину поломки. Как говорится, под лежачий камень вода не течет, поэтому герой действует, ищет эту злосчастную или судьбоносную поломку, а вместе с ней и свое будущее.
Глядя на сцену, сразу думаешь о чем-то эпатажном. Хотя, казалось бы, декорации довольно простые: обычные такие желтые табуретки, тахта в виде ярко красных губ в стиле поп-арта. В ней есть проем, в котором исчезнет один из героев, падкий до женской красоты ловелас Петер Карпати (Александр Молчанов). Три душа с желтыми кранами, желтый стол, горизонтальный лифт, который двигается из одного конца сцены в другой по горизонтали, ломаясь и ломая судьбы, на заднике изображение желто-серого городского пейзажа. В общем-то, и действие происходит в обычном панельном доме, в обыкновенной квартире двух девушек Франциски Деке и Фатимы Мансур (Марина Гардиенок). Художник-постановщик Александр Вахрамеев создал такую вот красно-желтую реальность для этих людей, ничего восточного, арабского, как можно было предположить, там нет. Желтый — это ведь цвет сумасшествия с одной стороны и счастья, тепла и радости с другой. И, правда, иные действия героев кажутся странными. Петер, застрявший в огромной каркасной бутылке, аки джинн, только пьяный и несчастный, поплатиться за свои желания падением вниз. Героиня Екатерины Яворской превратится в восточную царицу. И мужчины словно сойдут с ума. Они до одурения будут хотеть ее тело, ее губы, но только один случайно, пройдя испытания, захочет ее душу и спасет от одиночества… Нагая (условно, ибо на актрисе был очень пикантный костюмчик) спящая красавица очнется, вернется из иллюзорного прошлого в настоящее. И цвет красный, страсть, любовь, смерть. Всего этого в избытке в спектакле. Фатима убивает своего любовника Калиля (Сергей Чуб) ударом ножа в спину. Его сладострастные забавы мы видим воочию за белой ширмой… Расплата за грехи.
Очень важен в «Арабской ночи» темпо-ритм. Режиссер его будто нарочно замедлил в невыносимо жаркий вечер. Ломайер и Фатима бесконечно долго поднимаются по лестнице. На фоне иногда играет протяжная восточная музыка. Персонажи вместо действий или вместе с действиями озвучивают свои мысли. Да еще и монологи перемешаны. Не случайно жанр спектакля обозначен как «фуга на пять голосов». Многоголосье, которое все равно сливается в одну гармоничную мелодию. На сцене абсолютно отсутствует единство места и действия. От этого поначалу создается впечатление, будто кто в лес, кто по дрова. Но потом клубок распутывается. Александр Янушкевич специально создает бессвязный на первый взгляд, сумбурный хаос. И бросает зрителя в это море чувств и переживаний, чтобы научить плавать, жить, искренне радоваться любви. Если в первой половине спектакля актеры напоминают больше бездушных, скучных роботов, которые едва разговаривают друг с другом и живут в пластиковой коробке, то потом, после сцены, в которой Франциска во сне ломает напополам жестяную лейку в виде искаженного лица-куклы своей соперницы, вылив из нее воду, действие стремительно развивается. Закипают страсти, раздается вой, но мы его не слышим...